Как крестьянка из Черниговщины спасла солдата из Донбасса (фото)

В августе 1941 года несколько подразделений Красной армии попали в окружение в лесах вблизи села Жеведь, что в 40 километрах юго-западнее Чернигова. В самом начале жизни эти солдаты, большинство из которых даже бриться еще толком не начали, вплотную столкнулись со смертью.

Был среди них и 18-летний Петр Кащеев, уроженец небольшого города Лисичанск Ворошиловградской области. Красивый, талантливый, общительный.

 Он хорошо играл на нескольких музыкальных инструментах и ​​до войны неплохо зарабатывал выступлениями в кафе и ресторанах. Однако в первые дни войны Петр, которому за 4 дня до того исполнилось 18, не стал ждать повестку - пошел на фронт добровольцем.

И вот он, с сотнями таких же, как сам, вчерашних ребят - среди лесов, вблизи каких-то сел, о существовании которых еще месяц назад и не догадывался. И со всех сторон окружен немцами. Умирать не хотел никто. По крайней мере, без борьбы за выживание. Поэтому решение прорываться все встретили с энтузиазмом.

За Десной - жизнь

План был такой: разбиться на две части и двигаться в направлении реки Десны. За ней - жизнь. Первая часть - через село Слабин, вторая - через Козероги. Нашли нескольких проводников из местных, отправили вперед, как разведку. Она выяснила: путь свободен.

Двинулись. Кащеев сопровождал тыловые части, перевозившие муку, медикаменты, обмундирование и т.д.. Вместе с колонной он двигался в сторону села Козероги.

Вышли из леса. Далее - несколько километров полем. Без приключений. И только на горизонте появились дома, как со всех сторон начали стрелять. Там, где «разведка» докладывала о свободном пути, кишело немцами. Стрекот пулеметов, свист и взрывы заглушали все вокруг. Крики и стоны раненых товарищей тонули в пылу схватки, то бишь расстрела. От неожиданности и испуга отстреливались кто куда. А водители давали газа на полную и шли на прорыв.

Каким-то чудом «полуторка», в которой был Кащеев, прорывалась сквозь вражеский огонь, через сельские дома, человеческие страдания ... И вдруг - взрыв. Земля. Тьма ...

Петр пришел в себя и сразу почувствовал страшную боль в ноге. Вокруг ходили немцы. Добивали раненых. «Что бы ни случилось, - решил Кащеев - не стонать! Не открывать глаз, не двигаться».

Подошли к нему. Кто-то нажал ему на раненую ногу. Адская, до сих пор, боль пронзила все тело и стала невыносимой. Петр едва сдерживался, чтобы не кричать, потому крик - неминуемая смерть. И снова - тьма.

... Кто-то будто дергает за ногу. Точно: дергает. Сапоги снимает, что ли? Матерится. По-нашему. Кащеев приоткрыл глаз и видит: крестьянин пытается снять с него сапоги.

Детский голос. Смех. Женщина просит кого-то успокоиться и не шуметь. Петр раскрыл один глаз, потом, смелее, второй. Светлый дом, у печки чем-то занята женщина, вокруг нее вьются дети. Говорят по-нашему. Не совсем так, как в Лисичанске, но по-нашему. На печи будто спит кто-то седой, как лунь.

- Воды, - попросил Кащеев и снова почувствовал нестерпимую боль в ноге.  
- Пожалуйста ... 

Темнота.

В доме свекра

Войну Ульяна Левченко встретила в родном селе Козероги. Здесь она родилась, выросла и встретила свою любовь. Еще не было и 18, как вышла замуж за местного парня Ивана. Поселилась в доме его родителей. В 19 она родила первенца Алексея, в 21 подарила мужу дочь Марию. Война застала ее 33-летней и разделила жизнь, как и всех в нашей стране, на довоенную и после.

Через месяц после 22 июня мужа призвали. Ульяна осталась в доме свекра с двумя детьми.

- Мама, там машины горят, там наши убитые, - залетел в дом Алексей и опять куда-то побежал.

Побежал под гору, к колодцу, где дымили разбитые машины и лежали солдаты. Там из воронки от взрыва то появляется, то снова исчезает мужская голова. Алексей узнал местного жителя, двое сыновей которого воевали уже не первую неделю. Крадучись и прячась за деревьями, мальчик подобрался к нему и увидел: тот снимает с военного сапоги. Спрячется в ямку, дернет за сапог и высовывает голову, чтобы осмотреться: не видит кто-то?

Чувствуя поживу, под гору медленно стали сходиться местные. Кто муку с земли собирает, кто ткань за пазуху прячет ... Вдруг кто-то как закричит: «Живой».

На крик крестьяне сошлись к солдату, который приоткрыл глаза и пытался что-то сказать. Подошла и Ульяна, которая в поисках сына также спустилась под гору. Солдат подняться не мог. Жаловался на страшную боль в ноге. Постояли возле него, посмотрели, послушали. Живой - и хорошо, но что с ним делать? Подняться не может и поднимется - неизвестно. А может и умрет за какие-то минуты?

Наконец люди начали расходиться. И осталась у Петра одна Ульяна с сыном. Как действовать, она тоже не знала. Но и оставить на произвол судьбы живого человека не могла: не дай Бог, ее Иван где-то лежит. Забрать домой? Как свекор отреагирует - дом же его? О том, что подвергает себя и детей опасности, подбирая раненого, даже не думала. Побежала домой, посоветовалась со свекром. Тот сказал, что и думать нечего - взяли одеяло и ушли. Притянули солдата домой, «оборудовали»: промыли рану, перевязали, чем имели.

- Не выдавайте меня, - время от времени просил парень, назвав себя Петром Кащеев. - Умоляю Вас, не выдавайте.  
- Не бойся, - успокоила Ульяна, - никто тебя не выдаст. Вот только лечить тебя чем?  
- Там, у машин, медикаменты: лекарства, бинты ...  
- Иди, возьми их там, - отреагировала Ульяна. - Уже ничего нет, все растащили.

Шли дни, недели - раненный Петр жил в доме Левченко. Старший сын Ульяны Алексей, через 4 года и сам пошел воевать, привязался к Петру, как к родному брату. Все свободное от хозяйства время, проводил у него: то воды поднесет, то поможет перевернуться, то новости сельские расскажет.

Иногда по дворам ходили немцы, искали раненых. Тогда Кащеева прятали на чердак или в сарай. Ухаживали за ним Ульяна с детьми, как могли. Однако раны не заживали, начинали гноиться. Вместе с тем и волнение нарастало: не потерял бы Петр ноги! Или не умер ...

Как раз в это время по селу разнесли объявления, что немцы якобы просят выдавать раненых, которых доставят в госпиталь и будут лечить. Якобы и кто-то из крестьян был в госпитале и видел, как под наблюдением немцев наши врачи оказывают помощь нашим же раненым. Долго советовались Левченко с Петром и, несмотря на его тяжелое состояние, решили рискнуть: здесь, без надлежащей медицинской помощи, он вряд ли выживет, а в госпитале, если раненых действительно туда доставляют, у Петра по крайней мере будет шанс.

Прошло тридцать лет. Ульяна за это время успела и поблагодарить войну за уцелевшего мужа, который на некоторое время возвращался домой, и горевать из-за известия, что ее Иван пропал без вести - после того, как он снова вернулся на фронт. Однако в память о последнем пребывании мужа дома осталась дочь Галя. Ее Ульяна родила в 44-м.

На дворе стояли семидесятые. Ульяна уже несколько раз стала бабушкой. И, ожидая очередного пополнения во внучатом полку, жила вместе с младшей дочерью. Приближался Храм, который в Козерогах празднуют 22 сентября. Ульяна, готовясь принимать гостей, возилась у печи.

Вдруг залаяла собака. Ульяна испугалась. К тому времени в поисках самогонщиков по дворам иногда ходила милиция. Когда старушка увидела, что в калитку заходит незнакомец в шляпе, то и вовсе смутилась: вот так выгнала самогона на Храм ...

За незнакомцем во двор зашел односельчанин, которого за раскосые глаза прозвали Япончиком.

- Ульяна, - обратился Япончик к хозяйке, которая, как вкопанная, стала в приоткрытой двери. - А как звали того солдата, что ты в войну выходила?  
- Кащеев Петр, - ответила Ульяна, не понимая, к чему здесь война, когда ее поймали на горячем.

Не успела и слова еще сказать, как незнакомец бросился к ней с объятиями и слезами повторял: «Мамочка, ты моя! Спасибо тебе, что жизнь мне спасла. Если бы не ты, там бы под горой навеки бы я остался».

Потрясенная Ульяна узнала: это же Петр! Тот самый, о котором ни вести не было с тех пор, как отдали в немецкий госпиталь.

- Так чего же мы стоим на пороге? - пригласила, утирая слезы, Ульяна. - Домой проходите, дорогие гости.

Гостил у Левченко Петр несколько дней. История о его спасении в 41-м быстро разлетелась по окрестным селам. К некоторым он даже ездил выступать перед крестьянами, рассказывая о ранении, контузии, Ульяне и ее семью, о госпитале, о войне ...

В госпитале Петр некоторое время лечился. Затем он мог снова вернуться в Козероги - немцы вроде позволяли забрать выздоровевших тем, у кого они были перед лечением. Кащеев передавал весть Левченко, но ее донесли.

Далее было бегство из госпиталя, долгий путь к своим. Опять война, опять ранения. Победа и возвращение домой.

После войны Петр пытался разыскать своих спасителей. Однако название села за годы войны забылась. Помнил только, что на Черниговщине и начинается на букву К. Поэтому побывал воин в Козельце, в Михайло-Коцюбинском, еще в каких-то селах на К ...

Наконец добрался и до Козерогов. Приехал, посидел в конторе и уже собирался ехать дальше. Вдруг появился Япончик, послушал Петрову историю и предложил сходить в один дом. Только они дошли до горы, под которой лежал раненый Кащеев в 41-м, как сердце Петра заколотилось, по спине побежали муравьи, а в голове бушевали мгновения прошлого. Он понял: это то место, которое с августа 41-го он считал своей второй родиной, а Ульяну и ее детей - второй семьей.