Жизнь как есть: А был же у нас «Весёлый хутор»!

В живописном хуторе Капустенцы, который притаился среди развесистой степи на противоположном берегу Удая, побывать никак не выпадал случай. Поэтому на днях внесли “коррективы” в маршрут редакционного легковика.

Свернули с шумной автотрассы на просёлок, который ведёт в Капустенцы. Это, между прочим, единственная дорога (причём, грунтовая, без твёердого покрытия), которая соединяет населённый пункт с “цивилизацией”.

Мысленно сочувствую “аборигенам” небольшого сельца, представляя дорогу в период дождей или весеннего бездорожья. Ни “скорой” не дождешься, ни до трассы не доберешься. . . Спасайся, как только можешь.

Хотя и спасаться здесь уже почти некому. Потому что на весь хутор – лишь шесть жилищ, где еще теплится жизнь. И одиннадцать их обитателей, как будто на одиноком посреди моря острове: зови – не дозовешься. . . Особенно, когда зимой заметет все вокруг снегом. Правда, протаптывают тогда “тропинку жизни” через скованный льдом Удай, чтобы напрямик, через соседнюю Манжосовку, сократить дорогу.

Таким способом зачастую добирается родня и к Александре Ивановне Леонтий. Забросила ее судьба сюда из-за. . . любви. Искренней, пылкой, неизменчивой. Нашел ее залихватский парень Иван в селе, что неподалеку, опять же – через реку, на другом берегу Удая, в чудесных Валках. Но, сосватав, жить позвал в Капустенцы.

- Я долго и не размышляла, - вспоминает, улыбаясь, Александра Ивановна. – Сразу же согласилась. Потому что полюбила своего Ваню, как теперь говорят, до умопомрачения. Да и село было, как село. Ферма, кони, телята, магазин, был и клуб. Около полсотни домов обитаемых насчитывалось. В каждом – по пятеро-шестеро детей. А то и больше. На улицах – шумно, весело. И хутор наш близлежащий люди называли “веселым”. На всю округу не было лучших певиц, чем капустенские девушки. Поэтому то и “тянуло” сюда парней из Манжосовки, Боршни, Замистя, Дворца (прим. авт. : Заудаевки), Густыни, Мациевки. И земляки мои из Валков повадились сюда – Василий Гунькив, Володька Куцюбабин. . . Как сейчас помню – обручились мы с Иваном 1 марта 1959-го. Вот бы уже в этом году отметили золотую свадьбу. Жалко, что не судилось. . . Хоть муж и младше меня на девять лет, но уже двадцать четвертое лето, как его нет (тяжелая болезнь на тот свет забрала). Сама теперь, как былина в поле. Спасибо, дочка Валя не забывает, наведывается из Боршни, замуж вышла туда за Толю Фурсу. Да и зять приезжает, и внук Артемка. Дождалась и правнучки Снежаны. Вот только и радости. . .

Баба Шура краешком платка вытирает увлажненные глаза, кладет на стол натруженные руки. Сколько же они работы переделали!

- До замужества, - говорит, - девять лет в Валках на свиноферме проработала, а затем всю жизнь, вплоть до выхода на пенсию, в здешнем колхозе разнорабочей трудилась, в звене. Сколько махорки и мяты пересушила, перевезла. . . А пенсии, с гулькин нос, - 635 гривен. Хоть считай, хоть нет. Но я не жалуюсь, на хлеб хватит. Пока ноги носили, выходила на трассу, которая идет на Густыню. Там машина из Прилук, из 5-го магазина, останавливалась. В понедельник и пятницу. Спущусь, было, с горы, куплю того-сего, и на неделю – хватит. А теперь уже не могу дойти, силы не те. Летом выручают дачники, хлебца подбросят, крупы, масла. . . Да еще из крайнего дома навещают меня соседа Миша и Нина Онищенко, пусть их благословляет Бог. Есть у них и корова. Но с меня хватает того молока, которое приносит дочь Валя. . .

- Зимой холодно? – спрашиваю собеседницу.

- А где же тому теплу быть, как окна и двери старые, во все щели свистит. Спасибо племяннику Пете, в прошлом году он привез мне уже готовых, нарубленных поленьев целую машину, и, слава богу, я перезимовала. А в этом году, весной, после Пасхи, с сыном Сашей забор мне новый поставили. Видите, какой складной. Пусть им здоровиться. Дочь же с зятем огород мне посадят (сорок соток его у меня), я только пропалываю, а они сами же и соберут выращенное, перевезут. Так что грех мне жаловаться, что забытая всеми. . . Газа у меня нет, даже баллонного. Потому что старая уже, забываюсь и боюсь, как бы ничего не случилось. Разве же с газом шутят?. .

- Вижу, угол у Вас “мертвый”, - не могу сдержаться от болезненного вопроса, ведь на улице – ни одной живой души. – Представляю, как Вам бывают грустно. . .

- Что грустно – то правда. О “веселом хуторе” одни воспоминания остались. В трех домах сейчас живут по одной душе, в двух – по две и в одной – четыре. Многие люди переехали в Замистя. Предлагали и мне. Там газ, мол, и огород под боком. Но я не захотела. . . Единственное, о чем сожалею, – это когда умер муж, так брат мой двоюродный из Валков, Михаил Трушев, предлагал купить дом у односельчанина Дмитрия Ляховца. Я тогда отказалась. . . А там же и газ есть в селе, и автобусы зачастую ходят. Не то, что в Капустенской глухомани. . . Эх, жалею все-таки за родными Валками. Но ничего не поделаешь – нужно доживать, недолго уже осталось. . . Как-никак – идет мне восемьдесят четвертый. . .

Сбоку, на столе, замечаю несколько свежих газет.

- То, - перехватывает мой взгляд баба Шура, - моя любимая “Прилуччина”. Еще не было такого года, чтобы я ее не “выписывала”. Как только свеженькую принесет мне почтальон Люба из Замистя (каждую пятницу носит, спасибо ей), так и ищу твою фамилию, дорогой земляк. . . Еще заглавие читаю без очков. А более мелкие буквы уже не могу. Вот и сегодня натолкнулась на статью о Поддубовке. . . И статьи коллег твоих мне нравятся. Низенький поклон им всем. . .

Искренне обещаю Александре Ивановне передать привет своим коллегам. А заодно спрашиваю, чем развеивает печаль баба Шура.

- А я сокрушаюсь не всегда, - подмигивает, улыбаясь. – Газету буду читать, радио послушаю, телевизор включу (вот и сегодня смотрела кино “Цыганское сердце”), знаю, что в мире делается. . . Пойду к соседям, погуляю, душу отведу, а они – ко мне. Гляди – и веселее уже. Хозяйничать же по хозяйству мне не надо: как лет около восьми тому назад воры украли последних кур – не держу с тех пор ничего. А когда нужно вытянуть воды из колодца – дождусь дочь, зятя или племянника Петю, да и дачники выручают. . . Жалко, что нет в живых моей подруги, Маруси Ведмедской (жила здесь неподалеку, через поле, судьба ее такая непростая, что можно было бы целую книгу написать), с ней по соседству было намного веселее. . .

Около “шевченковской” хаты-мазанки розово улыбаются нам вслед пышные георгины. Жалко только, что не вечный их цвет. Как ни вечная и героиня нашего рассказа. Отбагряниться, улетит когда-то ее поздняя осень листопадом около дома, расхристанного, открытого всем ветрам (его хорошо видно с автотрассы Киев – Сумы), и осиротеет еще на одного жителя (потому что никто из нас – не вечный) притихший хутор среди степи.

Но пусть это будет не скоро. Пусть еще порадуется внукам и правнукам бабка Шура, пусть еще долго-долго улыбаются ей и отгоняют печаль одиночества розовые георгины. . .